Тема любви стара, как мир. О ней написаны сотни и тысячи трактатов, не меньше (а то и гораздо больше) сентиментальных поэм и восторженных серенад. Кажется, что любовь существовала всегда, но покуда человек выходил из примитивного состояния к состоянию цивилизованному, его познания о любви также расширялись, приобретали новые краски и оттенки, которые (тем не менее) ложились на неизменную основу любовного чувства, издревле питающего нас. Но что мы называем любовью? В чем состоит ее вековой зов? Попробуем разобраться.
«Сказать – я люблю тебя, значит сказать – ты никогда не умрешь». Любовь и смерть накрепко связаны между собой, и фраза религиозного мыслителя Габриэля Марселя, вложенная в уста одного из героев его пьесы, в энигматической форме указывает на эту связь. Не стоит понимать мысль философа слишком уж банально (как и вообще любую философскую мысль, если она пользуется соответствующим языком и инструментарием), ведь речь не идет о том, как и каким образом мы храним любовь по отношению к людям, которых с нами больше нет. Глубокому взгляду открывается что-то совсем иное. Любовь обещает нам бессмертие здесь, в мире, где мы смертны… Любовь – это не возможность «забыться» или скрыться. Вовсе даже наоборот: она сталкивает влюбленных лицом к лицу со смертью, раскрывая все ее грани. Любящий обретает любимого в своей смерти, он дарит всего себя, и дар его соседствует с отчаянием. Отчаяние – верный спутник смерти, по которому (и только по которому) мы можем судить об истинном характере чувства… Здесь можно было бы остановиться, если бы не одно но. Парадоксальным образом, безрассудно выдавая себя другому, любящий вдруг становится любимым. Он больше не капля в том бесконечном океане, что захлестывает его волна за волной. Теперь он – сам океан, подобный ему и тот же самый. Переиначивая Ницше, можно сказать, что бездна открыта всякому, кто желает всматриваться в нее.
Итак, любовь ведет нас к бессмертию. Прежде чем приступать к освоению данного понятия, нужно (без особой жалости) очистить его от всех наслоений и лишних суждений, которые нам сейчас никак не пригодятся. К примеру, христианская позиция (и оказывающая ей поддержку позиция Отцов Церкви) грешит многими неточностями и вообще довольно путанна. В целом она аппелирует к дихотомии бессмертной души (или духа) и смертного тела, которая снимается благодаря событию воскрешения мертвых. Так или иначе, но христианская риторика относится к материальному с большим подозрением. Не будем забывать, что, согласно религии, тело есть сгусток всего греховного в человеке (то, чем необходимо пожертвовать). В конечном итоге такая жертва совершается самим Иисусом Христом (вопрос о ее добровольности выходит за рамки нашего обсуждения). Однако приоритеты в этом месте расставлены крайне неверно. Душа ли бессмертна, тело – не столь важно. Мы говорим о бессмертии андрогинного типа и в то же время о том, что оно в большей степени «заражено» смертью (но не жертвенной!), нежели беспокойством по поводу сохранения собственного Я. В потоке любви всё смешивается: телесное и духовное приобретают родственные черты, и это помогает им уйти от строгой разделенности.
Сделаем небольшое отступление и спросим себя, а не является ли бессмертие (или андрогинат) фикцией концептуального мышления? Или мы описываем нечто конкретное? Конкретность, на мой взгляд, недалеко ушла от обыденности, обыденности политического и социального, где каждая личность вынужденно приобретает меты, определяющие ее статус и положение. Такая информация не может нам сообщить более того, что она при себе имеет. И, когда мы любим, мы получаем не эту информацию, но взаимодействуем с самой личностью, с ее тайной, которую невозможно раскрыть. Личность метафизична (вне концептов) и «гиперфизична»: выходя за пределы, разрушая их (но не разрушая свою тайну), она и становится личностью андрогината.
Но какая вообще сила способна объединить мужское и женское? Таким синтезирующим принципом для нас выступает Эрос. Близость к нему влюбленных сказывается в лучшую сторону, когда те понимают настоящую природу своего влечения. Экстазийная сторона любви в этом случае дополняется ее высоким призванием. Эрос – один из самых исключительных богов всего греческого пантеона, и проявление чар этого бога в нашей жизни можно сравнить с чем-то чудесным.
Здесь я бы хотел разъяснить, почему я настолько часто обращаюсь к мифам и всевозможным преданиям. Подобный интерес не нов, его испытывают многие совершенно разные ученые, от психоаналитиков до социологов (всем нам знакомы термины «нарциссизм» или «эдипов комплекс»). Отметим и тот факт, что символическое мышление (основанное на опыте священного) по сути ничем не уступает мышлению категориальному. Но для логики (которую мы будем рассматривать в первую очередь) миф слишком противоречив и мало доступен пониманию. С одной стороны, он представляет собой нечто ложное, пережиток или даже просто «сказку». С другой, нет ничего правдивее мифического рассказа, так как последний обозначивает предельные смыслы существования и бытия… Символическое мышление нарушает непоколебимые законы логики. Символ служит нам проводником в те миры, где познавательная установка на выявление истины и лжи терпит крах. В этих тонких мирах дурман любви и поэзии (как возможности непосредственного восприятия), становится сильнее, что и привлекает большую часть исследователей. «Чем поэтичнее, тем реальнее» (Новалис). Любовь – реальность сновидения, в которой всё не на своих местах, и за которой угадывается реальность, обусловленная только собственной сложностью и полиморфизмом.
Вернемся, однако, к Эросу. Наиболее полное описание ему дает греческий философ Платон. Я поспешно назвал Эроса богом, тогда как сам Платон склоняется к другому: миссия Эроса состоит в посредничестве между богами и людьми, а природа его даймоническая… Или андрогинная? До этого момента мы полагали андрогинат как переплетение мужского и женского, но отчего бы не сделать смелое предположение о том, что андрогинность заключает в одно существо бога и человека? Христианские реминисценции в этом месте тоже вполне легитимны (хотя сравнивать Эроса и Христа можно лишь относительно). Эрос бессмертен в человеческом обличье (как бессмертна его небесная жена Психея, простая девушка) и смертен в обличье бога. Судьба человека – создавать, творить, но прежде он побеждает себя как бога; судьба бога – отчуждать всё человеческое при попытке этим человеком стать. В их взаимном движении друг к другу также покоится смерть, будто бы они и есть вечные возлюбленные… А чары Эроса навсегда скрепляют божественное и человеческое, мужское и женское.
I secrahed a bunch of sites and this was the best.
Страницы: 1